TOUS LES MATINSTous les matins, à s

TOUS LES MATINS

Tous les matins, à sept heures précises, Je me lève. Je ouvrais un œil, puis l’autre, m’étirais, bâillais, embrassais ma femme sur la joue, me levais en titubant un peu, retenant d’une main mes pantalons de pyjama, et frappais au mur la chambre de mon fils.
Je attendais quelques instants, pendant les quels s’émergait douloureusement du sommeil. Puis je criais de nouveau, à travers la porte.
Et, atteignant sur la descente de lit une de ses babouches, il la raclait contre le parquet pour faire croire que il venait de se lever.
Je revenais vers ma table de nuit, y prenais une rustine de “corned plaster”, que je appliquais soigneusement sur mon petit orteil. Je atteignais alors sous son lit ses deux petits haltères et commençait ses mouvements respiratoires.
Le quart d’heure de culture physique familiale était l’un de mes bons moments de la journée.
Mon fils se hâtait, toujours couché, d’inspirer et d’expirer avec un bruit de soufflet de forge, susceptible d’être entendu à travers la porte.
Nous utilisions ensuite le lavabo, en file infinie. Je faisais ma toilette le premier. Je me rasais avec un “sabre”. Et tandis qu’il procédait à cette dangereuse opération, je répétais à si-voix une phrase, toujours la même:
– Ce sont ces vieilles chaussettes qui sèchent, disait une duchesse de vieille souche ...
Paroles sibyllines, qui s’expliquaient dès qu’on savait que je avais eu dans ma jeunesse un défaut de prononciation, dont je m’étais débarrassé à force d’exercices opiniâtres, renouvelés de Démosthène1.
Entre-temps, ma femme s’était levée, et nous prenions tous les trois notre petit dé jeuner – pain, beurre et café noir – dans la salle à manger.
Nous écoutions la radio.
Je, qui avais un œil fixé sur ma montre et l’autre sur le cadran de la pendule, les mettait à l’heure toutes les deux. Alors seulement, je consentais à s’asseoir, et trempais machinalement mes tartines tout en parcourant le journal.

Les nouvelles politiques avaient le don, chaque matin, de le remplir d’une allègre amertume.
Je et mon fils parlions politique au petit déjeuner.
Je est un ancien anarchiste devenu conservateur en attrapant la cinquantaine. Et mon fils est sans doute un futur conservateur. Quant à Maman, ses opinions étaient très personnelles. D’une indiffé¬rence olym¬pienne en ce qui concernait la lutte des classes et l’avenir de la démocratie, elle votait pour les candidats qui lui avaient fait la meilleure impression. La couleur de leurs yeux avait beau¬coup plus d’importance pour elle que leur programme.
Maman détestait que nous parlions politique au petit déjeuner.
– Servez-vous, tenez, cela vaudra mieux! grondait-elle.
Mais c’était elle qui nous servait. Elle trônait, telle une cais¬sière de café, distribuait les tartines, veillait au sucre, au beurre, et à ma façon de manger.
– Robert, tiens-toi droit, me disait-elle.
Ou bien:
– Ton pauvre frère, lui, ne se jetait pas sur le sucre comme la pauvreté sur le monde.
Mon pauvre frère!... Ah! elle ne me permettait pas de l’ou¬ l’ou¬blier, mon frère Paul, décédé à l’âge de quatre ans.
Mais Papa avait fini de manger. Il pliait sa serviette de table, mettait sous son bras gauche sa serviette en cuir, posait sur sa tête son chapeau noir à bord roulé ... Lui et moi embrassions Maman, chacun sur une joue, et nous partions, lui pour Sainte-Beuve à Auteuil2, moi pour le cabinet Turpin, boulevard Hauss¬mann, près de Saint-Lazare3.
Maman se mettait alors à sa table de travail, et se plongeait dans ses traductions. De temps à autre, elle relisait une phrase à haute voix.

D’après Jean-Paul Le Chanois et Marcel Aymé,
Papa, Maman, la Bonne et Moi

1 Démosthène (384-322 av. J.-C.) est un homme d'État athé¬nien, l'un des plus grands orateurs attiques. Ses problèmes d'élo¬cution lui valurent le surnom de “bègue”, défaut qui, dit la légende, le con¬trai¬gnit à s'entraîner à parler avec des cailloux dans la bouche.
2 Auteuil – le quartier de Paris
3 Saint-Lazare – la gare à Paris

Результаты (русский) 1:

КАЖДОЕ УТРОЯ встаю в семи конкретных каждое утро. Открыл один глаз, а затем другой, достигли меня, bâillais, обнял моей жены, щеку, встал в немного шатаясь, проведения одной стороны штаны, пижамы и бил к стене номер моего сына. Я ждал несколько минут, в то, что мучительно emergait сна. Потом снова я кричала через дверь.И на спуске кровати, одна из его Тапочки, он лом против Канцелярии Обвинителя чтобы заставлять поверить, что он должен был получить.Я вернулся в мой ночной столик, там был патч «засоленая штукатурки», что я тщательно применяется на мой мизинец. Затем я достиг его две небольшие гантели под кроватью и начал ее дыхательных движений.Четверть часа физической культуры семьи был одним из моих моменты дня.Мой сын ускорение, всегда лежал, чтобы вдохновить и истекает с шумом сильфонные Фордж, вероятно, быть услышанными через дверь.Затем мы используем туалетов, в бесконечных файла. Я делаю мой первый туалет. Я побрился с «сабля». И во время проведения этой опасной операции, я повторил вслух, если приговор, всегда тот же:-Каковы эти старые носки, которые сушат, сказала герцогиня старых запасов...Загадочные слова, которые объясняются как только мы знали, что я имел в моей юности дефектов произношения, который я был избавиться от, вмятина от упрямый, вновь demosthene1 упражнения.Между тем моя жена была брошена, и мы принимаем все три наши маленькие, Завтрак - хлеб, масло и черный кофе - в столовой.Мы слушали радио.Я, кто имел глаза на мои часы и другой на циферблате часов, положить в то время. Тогда только, я согласилась сидеть и механически пропитанной мой обед Хотя просматривая газеты. Новой политики был подарок, каждое утро, чтобы заполнить живой горечь.Я и мой сын говорить о политике на завтрак.I является бывший анархист, становятся консервативными в ловле 50. И мой сын, вероятно будущего консервативной. Что касается мамы его взгляды были очень личное. Из indiffe¬rence olym¬pienne в отношении классовой борьбы и будущего демократии она голосовать за кандидатов, кто сделал самое лучшее впечатление на него. Цвет их глаз был beau¬coup, это важнее, чем их программы.МАМА ненавидел, что мы говорим о политике на завтрак.-Служить вам, провести, она будет лучше! Она грохотали.Но это была она, кто служил нам. Он был такой cais¬siere, кофе, выдавали тост, наблюдал, сахар, сливочное масло и мой способ питания.-Роберт, стенд справа, сказал мне.Или:-Ваш плохой брат его, бросил себя на сахар как бедность в мире.Мой бедный брат!... Ах! Это было не ou¬ ou¬blier, мой брат Paul, умер для меня в возрасте четырех лет. Но папа поели. Он сложил его салфеткой, помещены под левую руку его портфель, кожа, поднял его черные шляпы на борту проката на голове... Его и меня поцеловать мама, каждый на одной щеке и мы оставляя его для Сент-Бев Auteuil2 меня для кабинета Терпин, бульвар Hauss¬mann, вблизи Сен-Lazare3.МАМА тогда пошли на его рабочий стол и погрузился в его переводы. Время от времени она воспроизвести фразу вслух.И после John Paul Chanois и Марсель Эме. Папа, мама, добра и меня1 Демосфен (384-322 до н.э.) был athe¬nien государственный деятель, один из величайших ораторов. Свои проблемы elo¬cution принесла ему прозвище «Барни», который говорит легенда, con¬trai¬gnit, обучение, чтобы поговорить с галькой в рот.2 Auteuil - район Париж3 Сен Лазар станции в Париже

Результаты (русский) 2:

Каждое утро Каждое утро в семь часов, я встаю. Я открыл один глаз, потом другой, étirais меня, зевнул, поцеловал жену в щеку, встал чуть пошатываясь, держа одной рукой мои пижамные штаны, попав в стену и комнату моего сына. Я подождал несколько минут, в течение какого болезненно émergait сон. Тогда я снова плакала через дверь. И на спуске кровати один из его тапочки, он был выскабливание на пол, чтобы поверить, что он должен был встать. Я возвращался в моей тумбочке, взял его патч "солонины штукатурки", что я применять осторожно в моем мизинец. Я достиг под кроватью в то время как ее два небольших гантели и начал его дыхательных движений. Пятнадцать минут семьи фитнес был одним из моих хороших времен день. Мой сын спешил, всегда лжет, вдохновлять и выдох со звуком горна мехами, который может быть прослушан через дверь. Затем мы использовали раковину в бесконечном очереди. Я мыл первый. Я побрился меня с мечом "». И в то время как он проводит эту опасную операцию, поэтому я повторил шепотом приговор, всегда то же самое: - Это те старые носки сушка, сказал Герцогиня старых запасов ... загадочные тексты, которые должны были вскоре они знали, что я имел в юности косноязычен, который я должен был избавиться от упрямых силовых упражнений, возобновляемых в Démosthène1. Между тем, моя жена встала, и мы взяли все три наша маленькая кости обед - хлеб, масло и черный кофе -. в столовой. комнате Мы слушали радио I, который имел глаза на часы и другой на циферблате часов, положить их на время и другое. Только тогда я согласился, чтобы сидеть и механически опускают хлеб мой, просматривая газету. Новая политика имел дар каждое утро, заполнить его с радостным горечи. Я и мой сын были говорить о политике на завтрак. Я был бывший анархист Консервативная стать ловли пятидесятые. И мой сын, вероятно, консервативный будущее. Как для мамы, его мнения были очень личная. В olym¬pienne indiffé¬rence в отношении классовой борьбы и о будущем демократии, она голосовала за кандидатов, которые дали ему лучшее впечатление. Цвет их глаз beau¬coup был для нее важнее, чем их программу. Мама ненавидела, что мы говорили о политике на завтрак. - Угощайтесь, здесь, это будет лучше! ругал она. Но она служила нам. . Она сидела, как кофе cais¬sière, распределенные бутерброды, смотрел сахар, сливочное масло, и мой способ питания - Роберт, стоять прямо, сказала она мне. Или: - Ваша бедный брат, он не бросит на сахар, как бедность в мире. Мой бедный брат! ... Ах! это не позволит мне ou¬ в ou¬blier, мой брат Пола, который умер в возрасте четырех лет. Но папа поели. Он сложил салфетку, положить под левую руку его портфель из кожи, ее голова покоилась на его черной шляпе с проката края ... Он и я поцеловал Мама, все в щеку, и мы оставили его в Сент-Бев Auteuil2 себе для Терпин фирмы Hauss¬mann бульваре, недалеко от Санкт-Lazare3. Мама помещают на своем рабочем столе, и погрузился в его переводах. Время от времени, она читала приговор вслух. По Жан-Поль Ле Chanois и Марсель Эме, папа, мама, и мне хорошую 1 Демосфен (384-322 до н.э.). Это человек, athé¬nien государства, один из крупнейших аттических ораторов. Его проблемы élo¬cution принесла ему прозвище "заика" по умолчанию, который, согласно легенде, con¬trai¬gnit практиковать говоря с галькой в рот. 2 Отей - Париж окрестности 3 Сен-Лазар - железнодорожный вокзал в Париже

Результаты (русский) 3:

каждое утро,

каждый день в семь утра, я встаю.я открыл его, затем еще один, я растяжения, b - illais, поцелуй меня жена щеки бросилась немного проснулся я пижамы, сохранить руку попал в стену, в комнате моего сына.
я подождать несколько минут, что является в боль - mergait сна.Тогда я кричала,через ворота.
и снижение достигает на кровать, тапочки, он поцарапал на прокуроры считают, что он просто встал.
я вернулся в моей кровати, патч "соленая, я просто будет себя тщательно гипс" в мой маленький палец.Так что я пришел к его под кровать, два ее Маленькая Гантель, начал его дыхание движения.
25 часов, спорта, культуры, семьи, мой хороший времени.
мой сын - h - Тейт, всегда спал, и стимулирования налаживания Беллоус можно услышать звук выдоха, ворота.
мы после использования умывальник, очереди, является неограниченной.мой первый туалет.Я бреюсь с "Меч".когда он был в этой опасной операции, я сказал, что, если твой голос, всегда одно и то же:
– эти старые носки стволовых говорит, что герцогиня старый пень... причины
sibyllines здесь, после того, как мы знаем, есть в моей молодости я произношение дефектных я не тренировки силы трудно,- mosth вновь d 'ne1.
, а моя жена уже разоружения, мы все три кости поста – наш маленький хлеб, масло, кофе – в столовой.

мы слушать радио. мне в глаза, есть крепления в мои часы на циферблат, маятник, все два часа.только так я consentais сидеть,мой хлеб и trempais машин в запуск журнала.

новой политики есть талант, каждое утро, заполнить приятный горький.
я и мой сын говорить о политике завтрак.
я является древней анархизм стал захват консервативных людей среднего возраста.мой сын в будущем и, несомненно, является консервативной.как мама,его мнение - это очень личное.один indiff - ¬ Лоренс olym ¬ pienne о классовой борьбы и демократического будущего голосования кандидат, она для него будет лучше.их глаза цвета beau ¬ coup более важным ее, их план.
мама ненавидит говорить о политике завтрак.
– ты, здесь,